А.С. Пушкин

ПИР ВО ВРЕМЯ ЧУМЫ

(ИЗ ВИЛЬСОНОВОЙ ТРАГЕДИИ: THE CITY OF THE PLAGUE) 

УЛИЦА. НАКРЫТЫЙ СТОЛ.

НЕСКОЛЬКО ПИРУЮЩИХ МУЖЧИН И ЖЕНЩИН.

  Молодой человек.

  Почтенный председатель! я напомню

О человеке, очень нам знакомом,

О том, чьи шутки, повести смешные,

Ответы острые и замечанья,

Столь едкие в их важности забавной,

Застольную беседу оживляли

И разгоняли мрак, который ныне

Зараза, гостья наша, насылает

На самые блестящие умы.

Тому два дня, наш общий хохот славил

Его рассказы; невозможно быть,

Чтоб мы в своем веселом пированьи

Забыли Джаксона! Его здесь кресла

Стоят пустые, будто ожидая

Весельчака - но он ушел уже

В холодные, подземные жилища...

Хотя красноречивейший язык

Не умолкал еще во прахе гроба,

Но много нас еще живых, и нам

Причины нет печалиться. Итак

Я предлагаю выпить в его память,

С веселым звоном рюмок, с восклицаньем,

Как будто б был он жив.

  Председатель.

  Он выбыл первый

Из круга нашего. Пускай в молчаньи

Мы выпьем в честь его.

  Молодой человек.

Да будет так!

  (Все пьют молча.)

  Председатель.

  Твой голос, милая, выводит звуки

Родимых песен с диким совершенством;

Спой, Мери, нам, уныло и протяжно,

Чтоб мы потом к веселью обратились

Безумнее, как тот, кто от земли

Был отлучен каким-нибудь виденьем.

  Мери (поет).

  Было время, процветала

  В мире наша сторона:

  В воскресение бывала

  Церковь божия полна;

  Наших деток в шумной школе

  Раздавались голоса,

  И сверкали в светлом поле

  Серп и быстрая коса.

  Ныне церковь опустела;

  Школа глухо заперта;

  Нива праздно перезрела;

  Роща темная пуста;

  И селенье, как жилище

  Погорелое, стоит, -

  Тихо все - одно кладбище

  Не пустеет, не молчит -

  Поминутно мертвых носят,

  И стенания живых

  Боязливо бога просят

  Упокоить души их.

  Поминутно места надо,

  И могилы меж собой,

  Как испуганное стадо,

  Жмутся тесной чередой.

  Если ранняя могила

  Суждена моей весне -

  Ты, кого я так любила,

  Чья любовь отрада мне, -

  Я молю: не приближайся

  К телу Дженни ты своей;

  Уст умерших не касайся,

  Следуй издали за ней.

  И потом оставь селенье.

  Уходи куда-нибудь,

  Где б ты мог души мученье

  Усладить и отдохнуть.

  И когда зараза минет,

  Посети мой бедный прах;

  А Эдмонда не покинет

  Дженни даже в небесах!

  Председатель.

Благодарим, задумчивая Мери,

Благодарим за жалобную песню!

В дни прежние чума такая ж видно

Холмы и долы ваши посетила,

И раздавались жалкие стенанья

По берегам потоков и ручьев,

Бегущих ныне весело и мирно

Сквозь дикий рай твоей земли родной;

И мрачный год, в который пало столько

Отважных, добрых и прекрасных жертв,

Едва оставил память о себе

В какой-нибудь простой пастушьей песне

Унылой и приятной.... нет! ничто

Так не печалит нас среди веселий,

Как томный, сердцем повторенный звук!

  Мери.

  О, если б никогда я не певала

Вне хижины родителей своих!

Они свою любили слушать Мери;

Самой себе я, кажется, внимаю

Поющей у родимого порога -

Мой голос слаще был в то время: он

Был голосом невинности....

  Луиза.

  Не в моде

Теперь такие песни! но всё ж есть

Еще простые души: рады таять

От женских слез, и слепо верят им.

Она уверена, что взор слезливый

Ее неотразим - а если б то же

О смехе думала своем, то верно

Всё б улыбалась. Вальсингам хвалил

Крикливых северных красавиц: вот

Она и расстоналась. Ненавижу

Волос шотландских этих желтизну.

  Председатель.

Послушайте: я слышу стук колес!

(Едет телега, наполненная мертвыми 

телами. Негр управляет ею.)

  Ага! Луизе дурно; в ней, я думал -

По языку судя, мужское сердце.

Но так-то - нежного слабей жестокой,

И страх живет в душе, страстьми томимой!

Брось, Мери, ей воды в лицо. Ей лучше.

  Мери.

  Сестра моей печали и позора,

Приляг на грудь мою.

  Луиза (приходя в чувство).

  Ужасный демон

Приснился мне: весь черный, белоглазый....

Он звал меня в свою тележку. В ней

Лежали мертвые - и лепетали

Ужасную, неведомую речь....

Скажите мне: во сне ли это было?

Проехала ль телега?

  Молодой человек.

  Ну, Луиза,

Развеселись - хоть улица вся наша

Безмолвное убежище от смерти,

Приют пиров ничем невозмутимых,

Но знаешь? эта черная телега

Имеет право всюду разъезжать -

Мы пропускать ее должны! Послушай

Ты, Вальсингам: для пресеченья споров

И следствий женских обмороков, спой

Нам песню - вольную, живую песню -

Не грустию шотландской вдохновенну,

А буйную, вакхическую песнь,

Рожденную за чашею кипящей.

  Председатель.

  Такой не знаю - но спою вам гимн,

Я в честь чумы - я написал его

Прошедшей ночью, как расстались мы.

Мне странная нашла охота к рифмам,

Впервые в жизни! Слушайте ж меня:

Охриплый голос мой приличен песне. -

  Многие.

  Гимн в честь чумы! послушаем его!

Гимн в честь чумы! прекрасно! bravo! bravo!

  Председатель (поет).

  Когда могущая зима,

Как бодрый вождь, ведет сама

На нас косматые дружины

Своих морозов и снегов, -

На встречу ей трещат камины,

И весел зимний жар пиров.

  *

  Царица грозная, Чума

Теперь идет на нас сама

И льстится жатвою богатой;

И к нам в окошко день и ночь

Стучит могильною лопатой....

Что делать нам? и чем помочь?

  *

  Как от проказницы зимы,

Запремся также от Чумы!

Зажжем огни, нальем бокалы;

Утопим весело умы

И, заварив пиры да балы,

Восславим царствие Чумы.

  *

  Есть упоение в бою,

И бездны мрачной на краю,

И в разъяренном океане,

Средь грозных волн и бурной тьмы

И в аравийском урагане,

И в дуновении Чумы.

  *

  Всё, всё, что гибелью грозит,

Для сердца смертного таит

Неизъяснимы наслажденья -

Бессмертья, может быть, залог!

И счастлив тот, кто средь волненья

Их обретать и ведать мог.

  *

  И так - хвала тебе, Чума!

Нам не страшна могилы тьма,

Нас не смутит твое призванье!

Бокалы пеним дружно мы,

И Девы-Розы пьем дыханье -

Быть может - - полное Чумы!

  (Входит старый священник.)

  Священник.

Безбожный пир, безбожные безумцы!

Вы пиршеством и песнями разврата

Ругаетесь над мрачной тишиной,

Повсюду смертию распространенной!

Средь ужаса плачевных похорон,

Средь бледных лиц молюсь я на кладбище -

А ваши ненавистные восторги

Смущают тишину гробов - и землю

Над мертвыми телами потрясают!

Когда бы стариков и жен моленья

Не освятили общей, смертной ямы -

Подумать мог бы я, что нынче бесы

Погибший дух безбожника терзают

И в тьму кромешную тащат со смехом.

  Несколько голосов.

  Он мастерски об аде говорит!

Ступай, старик! ступай своей дорогой!

  Священник.

  Я заклинаю вас святою кровью

Спасителя, распятого за нас:

Прервите пир чудовищный, когда

Желаете вы встретить в небесах

Утраченных возлюбленные души -

Ступайте по своим домам!

  Председатель.

  Дома

У нас печальны - юность любит радость.

  Священник.

Ты ль это, Вальсингам? Ты ль самый тот,

Кто три тому недели, на коленях,

Труп матери, рыдая, обнимал

И с воплем бился над ее могилой?

Иль думаешь: она теперь не плачет,

Не плачет горько в самых небесах,

Взирая на пирующего сына

В пиру разврата, слыша голос твой,

Поющий бешеные песни, между

Мольбы святой и тяжких воздыханий?

Ступай за мной!

  Председатель.

  Зачем приходишь ты

Меня тревожить? не могу, не должен

Я за тобой идти: я здесь удержан

Отчаяньем, воспоминаньем страшным,

Сознаньем беззаконья моего,

И ужасом той мертвой пустоты,

Которую в моем дому встречаю -

И новостью сих бешеных веселий,

И благодатным ядом этой чаши,

И ласками (прости меня господь) -

Погибшего - но милого созданья....

Тень матери не вызовет меня

Отселе - поздно - слышу голос твой,

Меня зовущий - признаю усилья

Меня спасти.... старик! иди же с миром;

Но проклят будь, кто за тобой пойдет!

  Многие.

  Bravo, bravo! достойный председатель!

Вот проповедь тебе! пошел! пошел!

  Священник.

Матильды чистый дух тебя зовет!

  Председатель (встает).

  Клянись же мне, с поднятой к небесам -

Увядшей, бледною рукой - оставить

В гробу навек умолкнувшее имя!

О, если б от очей ее бессмертных

Скрыть это зрелище! меня когда-то

Она считала чистым, гордым, вольным -

И знала рай в объятиях моих....

Где я? святое чадо света! вижу

Тебя я там, куда мой падший дух

Не досягнет уже....

  Женский голос.

  Он сумасшедший -

Он бредит о жене похороненной!

  Священник.

Пойдем, пойдем...

  Председатель.

  Отец мой, ради бога,

Оставь меня!

  Священник.

  Спаси тебя господь!

Прости, мой сын. 

(Уходит. Пир продолжается. Председатель 

остается погруженный в глубокую задумчивость.)